Что может быть более важным в жизни человека, если не семья. Полноценная семья, состоящая из папы, мамы и детей. В доме, где раздаются детские голоса, рождается счастье. Хочу поведать историю о том, как приняла главное решение в своей жизни.

Сомнения и страхи: почему мы с мужем долго не решались усыновить ребенка

Решение усыновить ребенка было для нас с мужем одним из самых важных в нашей жизни. Так получилось, что своих детей мы иметь не можем. Семь долгих лет мы пытались жить для себя, строить отношения на двоих. Два раза он уходил от меня, но возвращался. Видимо, судьбе угодно было держать нас вместе.

Конечно, мы задумывались об усыновлении. Хотя, признаюсь, я думала об этом с ужасом. Не представляла, как смогу любить чужого ребенка. Еще этот груз ответственности и страха. Сегодня мы воспитываем двоих приемных детей. Скажете: как же так? Боялись одного взять, а в итоге — двое? Да, как ни странно. Со старшим сыном все шло сложно. Зато девочку через три года взяли с легкостью и радостью. Новорожденную, как будто сама родила. Но это было потом.

Решиться помог психолог. Попросил перечислить, чего мы боимся, какие страхи нас преследуют.

• Как мы сможем полюбить чужого ребенка?
• Как к этому отнесутся другие?
• Какая наследственность?

Я долгое время считала, что любовь к ребенку у матери зарождается где-то на генетическом уровне, что мать не может не любить своего ребенка. Однако жизнь меня переубедила. Сколько вокруг женщин, бросающих собственных детей и сколько тех, кто посвящает свою жизнь вроде бы абсолютно чужим. Оказалось, что любовь зарождается со временем. Забота, ежедневный контакт с малышом, переживания за него – это и есть любовь.

Что касается сплетен, опасения были напрасными. Сегодня мои дети знают, что они приемные, и знают это от нас, своих родителей. Поэтому никакие пересуды нам не страшны.

С третьей причиной наших страхов было сложнее. Признаюсь, мы очень боялись, что наш ребенок может иметь плохую наследственность. Ведь в детские дома попадают дети из неблагополучных семей. Но, с другой стороны, у нас есть знакомые, вполне благополучные люди, у которых дети с различными синдромами. Что это? Экология, случайность? Не знаю. Я молилась, чтобы мне попались здоровые дети.

С чего началось: наши первые шаги к усыновлению малыша

Консультации психолога нам помогли. Именно после разговоров со специалистом мы приняли окончательное решение взять ребенка на воспитание.

Мы решили так: раз Всевышний не дал нам возможности родить своих детей, значит, такова наша судьба. И чтобы прожить жизнь не впустую, оставить после себя что-то доброе, сделать что-то полезное, мы решились на это непростое дело.

1 шаг – поход в органы опеки.

Узнав о нашем желании усыновить ребеночка, там предложили на выбор несколько вариантов: усыновление, опека, приемная семья, патронаж.

Усыновление представляет собой такую форму семейного воспитания, при которой усыновленный ребенок и его усыновители становятся родственниками, то есть между ними устанавливаются такие же отношения, как и между родителями и детьми.

В случае установления опекунства (для детей до 14 лет) и попечительства (после 14 лет) опекун принимает на себя обязательства по воспитанию, содержанию и образованию ребенка, а также осуществляет защиту его интересов.

Возможен вариант приемного воспитания. В этом случае приемные родители заключают с органами опеки договор, по которому приемный ребенок вместо детского дома проживает в новой семье.

Патронаж подразумевает заключение трехстороннего договора между органами опеки, потенциальным патронажным воспитателем и детским домом. Начиная с патронажа и заканчивая усыновлением, права и обязанности людей, взявших ребенка на воспитание, увеличиваются.

Мы решили сразу усыновить. Хотя можно было пойти от более легкого, например, взять опеку.

2 шаг- сбор документов.

Я написала заявление для получения заключения о том, что наша семья может стать усыновителем.

К заявлению мне понадобилось следующее:

• автобиография;
• паспорт;
• справка о зарплате с места работы;
• документы на дом (право собственности на жилье);
• справка об отсутствии судимости;
• справка с медицинского учреждения (прохождение медосмотра);
• свидетельство о регистрации брака (копия);
• характеристики с места работы, от участкового и соседей;
• справки из ЖЕК, которые подтверждают место жительства соседей.

3 шаг – осмотр условий проживания.

Сотрудники социальной защиты через несколько дней приходят по нашему адресу и проверяют жилищные условия, выясняя таким образом, можем ли мы обеспечить приемному ребенку достойные условия жизни.

4 шаг — прохождение школы приемных родителей.

5 шаг — медосмотр.

6 шаг- получение заключения.

В течение 15-20 дней с момента написания заявления условные родители должны получить положительное или отрицательное заключение. В нашем случае заключение было положительным.

7 шаг- поиск ребенка.

В нашем городе один детский дом. Мы с мужем делали визиты несколько раз. Сначала искали, потом, когда нашли, присматривались. Хотя мой Дениска сразу нас покорил. Когда увидела его, сразу сердце защемило. Поняли: он наш. Казалось (да и сейчас кажется), что он на мужа моего похож. Хотели, чтобы привык к нам мальчишка, поэтому часто приходили в гости и брали на каникулы два раза. Не буду скрывать, я все о нем заранее узнала: говорила со специалистами, знакомилась с документами.

8 шаг – суд.

Так как мы решили стать усыновителями, требовалась судебная процедура. Только по решению суда мальчик стал законным сыном, получил нашу фамилию и был записан в наши паспорты.

Бумажная бюрократия: через что нам пришлось пройти, чтобы усыновить малыша?

Выше я обозначила основные шаги на пути к усыновлению. Но скажу честно, некоторые из этих шагов просто выбивали нас из колеи, приводили в бешенство. Например, курсы приемных родителей.

Там рассказывали, что такое детский дом, и как дети оказываются в нем, как нужно воспитывать приемного ребенка. Кстати, были там и юристы, которые давали бесплатные консультации.

С одной стороны, вроде все правильно, выдается нужная информация. Но вот организация этих курсов ужасная. Не учитывается, что все мы занятые люди, что нам приходится каждый раз отпрашиваться с работы, так как занятия по будним дням, в рабочее время.

И еще что напрягло моего мужа, так это экзамен, который мы должны были сдать по окончании школы. Он, конечно, сильно нервничал. Сами посудите: трижды в неделю в середине рабочего дня приходилось нам «бежать» на эти курсы, а тут еще и экзамен, как у школьников. Но ничего. Сдали с успехом, получили сертификаты.

Следующий круг ада – медосмотр.

Вот это, дорогие мои, ужас. По сравнению с ежегодным медосмотром, который мы обычно проходим, этот было нечто сверхъестественное. Я не знаю, как в больших городах, где практика усыновления более распространена, но в нашей районной поликлинике весь мозг «вынесли», загоняли и все силы выжали. Столько врачей и столько анализов я не проходила никогда. Плюс ко всему: нет то одного врача, то другого, нет нужных бланков, или врачи просто не знают, на каких бланках что заполняется. Ну и сроки. В теории быстро, от 15 до 30 дней. На самом деле, несколько месяцев. У нас весь процесс занял почти 4 месяца.

Сегодня я уверена, что семь лет назад мы с мужем приняли одно из важнейших решений в нашей жизни. И оно оказалось верным.

Мы еще полны сил и энергии, впереди у нас интересная и полная впечатлений жизнь.

Интересно, подумал я, неужели эта женщина и вправду думает, что можно выбрать ребенка по одной ч/б фотографии в федеральном банке данных? В любом случае, никаких формальных причин для отказа у чиновницы не было, и вскоре мы получили искомую бумагу, где было ясно написано, что мы можем посещать выбранного ребенка. Двери больницы для нас теперь открылись вполне официально.

Завотделением в больнице очень обрадовалась, что у нас все устроилось и побежала за документами. Мы здесь были уже несколько раз совершенно неофициально, общались с малышом, говорили о его здоровье с врачом. Могу сказать, что счастливы те дети, которые лежат в таких местах, где врачи все понимают.

Без мамы

Бокс на 5 коек. В каждой лежит по одному оставленному ребенку. Вот Витя, у него очень неприятный диагноз, потому от него и отказались уже три года как. Но поскольку от этой болезни задерживается развитие тела, ростом и видом он, как полуторагодовалый младенец. Малюсенькие ручки, как у новорожденного, малюсенький носик. Зато глаза такие, что долго не посмотришь, он точно все понимает, все, кроме одного, самого главного. Когда в присутствии обычных детей начинаешь играть с кем-то другим, то ребенок, как правило, начинает плакать и проситься чтобы с ним тоже играли. Витя не просит и не плачет, он смеется, когда смеются другие дети от ласки взрослых - ему хорошо, когда другому хорошо. Странно.

У Миши на личике и шее проступают ярко-голубые вены. Он все время держится руками за голову и крутится на кроватке. У него очень сильно болит голова. Очень сильно и всегда. И дело не в том, что у него врожденный порок ЦНС и не в том, что он скоре всего скоро умрет; нет. Таких детей, к сожалению, немало, но у каждого из них есть мама, которая будет держать своего ребенка за руку до последней минуты его маленькой жизни. Мише, сами понимаете, держать тоненькую ручку некому.

А Надька - маленькое улыбчивое чудо. Она абсолютно здорова и ей всего восемь месяцев. Ее нашли в магазине в люльке со всем необходимым. Родители оказались не извергами, а обычными мерзавцами. Хотя написать как ее звали никто не удосужился. И только когда маму нашла милиция, оказалось, что ее звали не Надя, а Лена. Еще одна девчонка была в этой палате, но ее забрала мать. Только неясно - надолго ли. Мамаше 19 лет, что удивительно - не сделала аборт, не отказалась после родов, еще и грудью кормит. Да вот незадача, 19-летней мамане хочется еще гулять, она с теткой и оставляла ребенка по ночам. А без матери та - кричать. Ну и нашлась соседка с гражданской позицией, а милиции-то особого дела нет до подробностей - забрали в больницу, потом и родительских прав еще лишат.

За одного битого двух небитых дают

Когда мы решили усыновить ребенка, я не мог отделаться от тщеславной мысли - если и всех детей спасти не удастся, то хотя бы будет «минус один» (или «плюс один», с какой стороны смотреть). Но моя уверенность развеялась очень быстро, буквально когды мы в первый раз пришли в больницу и, взяв нашего ребенка, ушли с ним в игровую. Пока мы там налаживали контакт, в бокс принесли еще двоих «новеньких» младенцев. Так что сделать объективно хороший поступок не получилось: скорость пополнения такова, что новые дети поступают сразу же, как только освобождается место.

К счастью, я не могу сказать, что у детишек нет ничего, старые игрушки, рваные ползунки и марля вместо памперса. Нет, у них отличная игровая с большим количеством хороших иностранных игрушек, у них достаточно памперсов и одноразовых простынок, их вполне сносно кормят. Все это правда не благодаря соответствующим органам власти, а вопреки им, поскольку никто не имеет права знать, что здесь в инфекционной больнице годами лежат здоровые дети. Буквально все, что возможно, для детей делают люди, объединенные одним сайтом в интернете, благодаря им практически во всех детских больницах Москвы и области есть волонтеры, которые находят деньги, лекарства, подгузники, игрушки. Навещают детей, делают им независимые обследования, чтобы снять подозрение в наличии спида или сифилиса.

Это один из парадоксов. С одной стороны, детдома переполнены, уже переполнены и больницы, а людям, которые решили усыновить ребенка официально, нельзя посмотреть нормальные, новые фотографии детей. В той структуре, которая уполономочена представлять информацию о детях, - Федеральном банке данных - получить исчерпывающую информацию о детях, о том, как они выглядят, невозможно. Разумеется, сначала нужно пройти долгую и, кстати, совершенно необходимую процедуру сбора документов и справок, потом встать на учет в органе опеки, а вот потом, что самое удивительное, тебе покажут одну черно-белую фотографию 3-4-годовой давности, а сверху все это "зальют" информацией о том, что у этого ребенка спид, или сифилис, или синдром дауна. Не нравится? Давайте искать другого, заполните в анкете графы про цвет волос, глаз, про пол и рост, привычки и т.д. И вам подберут. Сами хотите найти себе единственного ребенка? Нельзя, закон не позволяет. То есть в дом ребенка прийти, разумеется, можно. Но кроме домов ребенка дети в большом количестве лежат в обыкновенных детских больницах. И не потому что они больны, а потому что места в детдомах уже давно не хватает. И вот про них ничего нельзя говорить. Их как бы нет, или есть, но больны тем же мнимым сифилисом. Конечно, есть места, где директоры делают все, чтобы детей забирали - найдите в Яндексе «дом ребенка №7» или «Яранский детский дом», но таких заведений, к сожалению, очень мало.

Сама процедура усыновления совсем не сложна, занимает от силы два месяца, и в интернете есть масса необходимой информации. Сначала проходит сбор документов, потом подача их в суд, слушание дела и через 10 дней ребенок ваш. Многие откровенно не понимают, зачем усыновлять ребенка, если можно родить своего. Что-то доказывать бессмысленно, это не есть некая обязательная социальная нагрузка, каждому свое. Зато можно рассказать о том, как рождается, буквально рождается человек не через утробу матери, а через ласку и любовь. Марк, как и все лежащие там дети, был похож на чурбачок. Такой деревянный чурбачок с двумя ручками. Вы бы смогли пролежать больше года в кроватке, не зная что такое сидеть на закорках у отца или спать под боком у мамы? А вот они могут. Они не знают как это - ползать по квартире, оставляя за собой лужи, как это - купаться в ванной с ромашкой, как это - есть бабушкин суп с повышенным содержанием мяса на кубический сантиметр тарелки. Дело даже не в том, что у него никогда не было всего этого, а в том, что он не знает в принципе, что так может быть. И вот этот чурбачок, который никогда не улыбается, поскольку просто нечему, боится буквально всего, оказывается первый раз на руках. Откуда столько силы появляется, просто диву даешься. Он вцепляется в тебя мертвой хваткой. В этом отношении нашему сыну повезло особенно, хотя таких ситуций много - его до нас хотели усыновить двое американцев и одна наша девушка. И в каждого из них - это точно - он вцеплялся мертвой хваткой, поскольку, видимо, чувствовал, что если не сейчас, то никогда. И вот, он дома, на руках, с которых ну ни за что не хочет сходить. И происходит удивительное: через какое-то время он начинает смеяться просто так, не от того, что его мутузишь и подкидываешь, а просто ползет и смеется во весь его небольшой пока рот. Потом, постепенно, он начинает нормально реагировать на купание, вкусную еду и старшего брата.

Наследственность

Мы, разумеется, не знаем, что будет дальше, как на моем младшем сыне скажется его дурная наследственность, но мы очень уповаем на милость Божию, на то, что Господь как-то устроит все благополучно. Мне кажется, что это как раз тот случай, когда можно и нужно полагаться целиком на милость Божию, поскольку ясно, что сами мы ничего кроме массажа, бассейна, и, скорее всего, не очень удачных попыток воспитания дать ребенку не сможем. Как, впрочем, мы не знаем, все ли будет хорошо и с нашим старшим, какие пути в жизни выберет он. Так что опасений за гены у нас нет.

Вместо заключения

Этот текст я начал писать в самом начале процесса усыновления, заканчиваю писать под дружный братский крик двух моих детей. За это время мне тысячу раз задавали вопрос «зачем» - в медучреждениях, где мы брали справки, на суде, который решал, собственно, разрешить ли нам усыновление, просто друзья и знакомые, в глазах которых первая реакция читалась совершенно четко: «бедные, они, наверное, больше не могут иметь детей». Отвечали мы на этот вопрос по-разному, ориентируясь на ситуацию и собеседника, но если честно, то я попросту не знаю. То есть правильных ответов можно придумать несколько, но на самом деле сформулировать некий конечный, точный ответ, который бы еще и отзывался внутри, не получается. Не знаю и на рациональном уровне вряд ли смогу объяснить. Никакой сложности с собственным тщеславием нет, поскольку это только снаружи такой героический поступок, а изнутри ничего особенного, у нас просто стало два ребенка, два отличных мужичка теперь встречают меня дома по вечерам.

Анна Крючкова

Светлана и Игорь усыновили Любу. Но скоро Светлана с ужасом поняла, что годовалая малышка вызывает у нее отвращение. Месяцы шока: самокопание, страх, выгорание и потеря беременности. Белорусские семьи, которые усыновляют детей, знают про «кризис адаптации». Но не знают, почему он происходит, как с ним справляться, к кому идти с этой проблемой. Часто им неотложно нужна помощь психологов, общение с другими такими семьями - чтобы жизнь не превратилась в кошмар.

Светлана и Игорь 17 лет в браке. Она - переводчик, он - компьютерщик. Живут в Минске в обычном «спальнике». Воспитывают четырех детей: двух мальчишек и двух девчонок. Любе - почти восемь лет. Светлана и Игорь усыновили Любу, когда ей было 11 месяцев. Они взяли малышку в свой дом. И скоро испугались собственных чувств.

«Я считала себя извергом»

У меня уже было два сына. И я очень хотела дочь, - рассказывает Светлана. - Тогда мне казалось, что нет критической разницы между «родить свою» или «усыновить чужую» малышку. Подумала: есть девочки, у которых нет родителей, а у меня есть желание взять. Логично. Хорошо. Правильно.

Младшему сыну был годик, и я так была счастлива в этом материнстве! Во мне было столько сил, что, казалось, могу вырастить пятерых детей одновременно. Муж более реалистично оценивал себя и сразу сказал, что ему будет тяжело с чужим ребенком. Я уговорила. Решающий довод - социальная ответственность. «Кто, если не мы?» В принципе так и есть: мы не можем жить в счастливом вакууме по одну сторону забора, а те дети - по другую, в своем «лепрозории». Если существуют сироты, значит, какая-то вина в этом лежит на всех нас.

Я узнала о Любе от волонтеров, которые посещали один из детских домов. Уточнили информацию у администрации - и поехали знакомиться.

Я увидела пухленькую, кудрявую, глазастенькую симпатичную малышку. Следующие полтора месяца приезжали в детдом, гуляли с Любой, привозили игрушки. Привыкали друг к другу спокойно: с моей стороны не было ни излишней щемящей нежности, ни отторжения.

«Голод» такой, что они съедают тебя целиком. А родители - не бездонные

Но когда забрали Любу домой, произошло неожиданное - в первый же день мне стало невыносимо тяжело. Появилось сильнейшее отвращение к ребенку. Я лежала ночью и думала: «Боже, что я наделала!»

И так было не одну ночь. Это растянулось на пару лет!

На курсах усыновителей нам говорили про период адаптации, но я не ожидала, что он может быть таким долгим. Нам рассказывали про возможные деструктивные реакции ребенка, но меня смущала моя реакция: я просто возненавидела свою удочеренную малышку! Вот она морщит носик, а мне кажется, что ничего противнее я в жизни не видела. Мне было отвратительно наблюдать, как она ест, пьет. У Любы совершенно не были развиты вкусовые рецепторы - она глотала все подряд. Домашние дети, как правило, придирчивы в еде, подолгу пробуют предложенное блюдо на вкус, воротят нос, если что не так. А Люба могла горчицу съесть и не поморщиться.

У нее была однотипная реакция на всё - в основном, крик. Однообразная мимика, часто она будто впадала в ступор - остекленелые глаза, открытый рот. Я не могла ее фотографировать, удаляла снимки, потому что они казались мне ужасными… В общем, я не представляла, что к детям можно испытывать такую агрессию, ненависть и раздражение.

Я чувствовала себя извергом, неспособным полюбить бедного ребенка. И это было страшно. Окружающим же не скажешь: «Она меня бесит». Это же сразу подвергнут осуждению: «Усыновила - так люби, какие проблемы? А если ты плохо относишься к сироте - то последний нелюдь». И ты так про себя и думаешь. И еще переживаешь, что хуже всего в этой ситуации приемному малышу».

«Муж сказал: мы совершили ошибку»

От своих мальчишек я получала эмоциональный заряд в виде улыбашек, благодарности, а от Любы не было никакого заряда, - говорит Светлана. - Только минус. Она только забирала. И это понятно: у брошенных детей, действительно, эмоциональная дыра. «Голод» такой, что они просто съедают тебя целиком, и все равно остаются эмоционально голодными. А родители - не бездонные.

Вместо того, чтобы принять ситуацию и спокойно заботиться, такие родители начинают стараться сильнее любить, сильнее вкладываться в это обделенное дитё. И в конце концов от них ничего не остается. Это классическое выгорание. У меня оно и случилось.

Я была как тот человек, что катит камень на гору и думает, что вот-вот всё будет хорошо, а камень срывается, катится вниз и давит тебя. У меня хорошая память. Но те два года адаптации выпали у меня из головы: я не помню, во что одевалась, как питалась, спала ли с Любой или отдельно. Помню только тяжесть. Мне казалось, будто я в колодце и вижу жалкий клочок неба над головой - такое было суженное, измененное сознание. И эмоциональное истощение. У меня иссякла вся жалость и эмпатия к кому бы то ни было. Наверное, включился режим самосохранения.

В этот сложный период я снова забеременела, что еще больше усложнило эмоциональный фон. Муж в один момент не выдержал и сказал: «Мы совершили ошибку, нужно это исправлять и отдать Любу назад». Наверное, он так не думал, и это было сказано в минуту слабости. Но минута слабости тогда наступила у всех.

Я не знала, что делать. С одной стороны, не представляла, как можно будет спокойно жить дальше, отдав ребенка обратно в детдом. Для меня это сродни аборту. Пригласили человека в свою жизнь и вдруг выдворяем. С другой стороны - не видела выхода из ситуации без поддержки мужа. Тупик.

Как моя Люба могла выражать разные эмоции, если она не видела их в первый год своей жизни?

Как вышли? Только с помощью специалиста. Практически сразу я стала звонить психологу Центра усыновления Ольге Головневой, которая преподавала нам на подготовительных курсах и советовала при любых проблемах обращаться за помощью. Ездили к ней вместе с мужем на консультации, звонили. Она приезжала к нам домой для поддержки. Потом я стала говорить с другими усыновителями. И выяснила, что моя реакция не уникальна. Семья - единый организм. И поэтому усыновление ребенка можно сравнить с пересадкой органа. Он может почти сразу замечательно прижиться, а бывает, приживание проходит плохо. И это не значит, что родители ужасные. Такова данность.

Спасло, наверное, и то, что мы с мужем не боялись признаваться в своих «странных» чувствах друг перед другом. Мы вели бесконечные разговоры о том, сколько же можно терпеть эту ситуацию. До этого мы с супругом верили, что в жизни всё зависит от нас. Оказалось, что нет. И это нас успокоило. Мы решили - будь как будет, пойдем не по нашему сценарию. Нельзя ожидать от этих деток такого же поведения, как от родных новорожденных. Никто не виноват. Нужно просто принять это.

Из-за стресса Светлана потеряла свою беременность. Но это не озлобило семью, а сплотило:

Горе тоже объединяет, - говорит она.

«Мы не супергерои»

До того, как Люба попала в семью, она провела несколько месяцев в детдоме. А в детдом ее привезли из больницы, где лечили два месяца. А в больницу она попала от пьяных родителей, которые ее ни разу не навестили.

Усыновленные дети - особенные, - подчеркивает Светлана. - И дело здесь не в неблагополучном наследии, а в глубинной травме, переломе, который происходит в детях, оторванных от биологических родителей. Это сродни лишению права на жизнь, потому что человеческие детеныши не могут жить без опеки взрослых. Эта травма может проявляться на протяжении всей жизни, вызывать сложности в построении отношений с миром. Когда это понимаешь, все «странности» в поведении приемного ребенка становятся объяснимы. Как моя Люба могла выражать разные эмоции, если она не видела их в первый год своей жизни? Она видела рядом с собой только точно таких же сирот, кричащих или безучастных, и копировала их поведение. Первые годы она прятала еду, и мы выгребали кучу огрызков, сушек, конфет из-под шкафов и кроватей. Это все та же травма, страх лишиться базовых потребностей.

Говорят, что на один год жизни ребенка в детдоме нужно три года в семье, чтобы выровнять его со сверстниками. Я это сейчас хорошо понимаю.

Но вот общество - не всегда. Даже близкие люди.

Бывает, что бабушки с дедушками не принимают приемного ребенка. Говорят, например: «Вы мне на каникулы родных внуков привозите, а этого не нужно». В моей семье такого, к счастью, не было, хотя привыкание родных тоже не было гладким. Как-то я встретила в театре мамину сотрудницу, которая в первый раз увидела Любу. Потом я узнала, что мама на ее вопрос, кто эта девочка, сказала: «Знакомая». Меня, конечно, это очень задело, будто моей дочери стесняются. Но всё обошлось без ссор, я просто проговорила и объяснила свои чувства маме.

Я понимаю, насколько сироты неадекватно себя ведут с точки зрения взрослого, который привык к домашним детям. Это реально зрелище не для слабонервных. Когда ребенок, например, размазывает по кровати вокруг себя какашки и орет, мало кто проникнется сочувствием - такого люди в семьях никогда не видели. Поэтому приемным родителям нужно быть готовыми постоянно защищать ребенка и объяснять его поведение окружающим.

И это счастливая семья. Семья без тайн

Общество мало понимает, каково это - быть усыновителями. Как бы новые родители ни любили приемного, первичная травма может всплыть наружу. Отсюда - деструктивное поведение и болезни.

У усыновленных детей есть проблемы с концентрацией внимания, перепадами настроения, они требуют постоянного поощрения, похвалы. Многие из них склонны к травматизму, потому что плохо чувствуют свое тело и ходят в постоянных синяках. А соседи думают, что за ними не смотрят или бьют. У некоторых детей нет чувства самосохранения: они любят рискованные игры, прыгают с крыш, кидаются под машины.

Кто виноват? Для общества - родители! Недавно в прессе описывался случай, когда усыновленный мальчик попал в больницу с черепно-мозговой травмой, упал с качелей. Никакого криминала. Какая-то женщина сфотографировала его в больнице, написала, что к нему никто не приезжает. А родители действительно нечасто ездили, так как жили где-то в деревне, хозяйство не на кого было оставить. Всплыл как-то факт усыновления. И общество осудило: «им свиньи дороже ребенка», «да лучше мы его усыновим» и прочее. В результате усыновители от ребенка отказались. Я уверена: не потому, что не любили, просто их так заклевали, что они решили, будто реально не достойны воспитывать.

Чувство вины может захлестывать. Если проблемы родных детей оцениваешь спокойно, то в отношении усыновленного всегда думаешь: ты что-то не додал, «недореабилитировал». Ожидания от приемных родителей завышенные. Но мы не супергерои.

Девять месяцев назад у Светланы родилась еще одна дочь. Теперь в семье четверо детей. И это счастливая семья. Семья без тайн. Друзья знают, что Люба не родной ребенок. Сама Люба знает:

Мы это не скрываем. Я объясняла дочери, что она родилась не в моем животе, что попала в больницу и детдом, где мы ее разыскали. Если она со временем захочет найти своих биологических родителей, я дам ей всю информацию. Нас так настраивали на курсах: тайна усыновления может быть для окружающих, но сам ребенок должен знать про себя всё. Это созвучно и моим убеждениям. У нас есть видео, как мы забираем Любу из детдома. И это одно из любимых видео всех моих детей.

Как вы можете помочь семьям-усыновителям

В стране 7000 усыновленных детей и 6000 семей-усыновителей. Каждый год появляется 500-600 новых. На всех приходится четыре психолога Национального центра усыновления и психологи социальных служб, идти к которым неловко, а то и страшно: «не справляетесь - значит, виноваты, значит, ребенка отберем».

«Родные люди» - сообщество родителей-усыновителей и профессиональных психологов. Специалисты проводят индивидуальные и групповые консультации, тренинги, коррекционные и развивающие занятия для детей. Опытные усыновители помогают «новичкам», подсказывают по житейски. Работа с квалифицированными психологами, общение с единомышленниками снижают напряжение в семьях, укрепляют привязанности, доверие, взаимопонимание между усыновленными детьми и членами их новых семей. За время работы «Родных людей» не случилось ни одной отмены усыновления среди участников проекта.

Ольга Головнева, руководитель проекта «Родные люди», рассказывает:

C 2006 года существует обязательная психологическая подготовка усыновителей. Приходит психолог, только со студенческой скамьи, а перед ним - 40-летние кандидаты на усыновление с солидным жизненным опытом. Степень доверия у них - ничтожная. И после усыновления, если случился адаптационный кризис, семья к этому психологу вряд ли пойдет: «мы плохие, мы что-то делаем не так, а вдруг вообще ребенка отберут?». В «Родных людях», если мы начинаем работать с усыновителем, то он с нами надолго: на наших встречах, в наших группах, в ежедневном общении и переписке. Человеку есть куда пойти, есть кому задать важные вопросы.